Критика визуального обнаруживается также в литературе, посвященной гендерной природе империи. К примеру, Маклинток показывает, как в истории империи одновременно происходит переплетение мужской власти над колонизируемой природой и женским телом. Мужской взгляд на природу и на тело оказывается предельно вуайеристским. Она описывает традицию мужских путешествий как эротику насилия над женщиной, поскольку западные путешественники покоряли или фантазировали о покорении как природы, так и туземных женщин. Маклинток называет историю обращения неевропейской природы, часто называвшейся «девственной», в феминизированный ландшафт традицией «порно-тропиков».Наконец, объекты и технологии, расширяющие визуальное восприятие, не возвращают взгляд зрителю. Зиммель утверждал, что невозможно посмотреть в глаза, не поймав чужого взгляда, что, по его мнению, и служит залогом наибольшей степени взаимности в непосредственных отношениях одного человека с другим. Взгляд возвращается в момент, когда мы смотрим на другого. Однако материализация визуального восприятия означает, что взгляд не возвращается, т. е. зрительное чувство в отношении с объектами становится одномерным.
По Беньямину, Прусту и Рёскину, именно этот момент отличает плоскую и безответную фотографию от ауры, полноты и чувствительности, присущих рисунку. Некоторые объекты могут вернуть нечто зрителю, например, «возможности природы». Вот, в частности, почему Левинас отстаивает «этику слепоты», ведь взгляд разделяет субъект и объект. Прикосновение возвращает близость. Именно лицо говорит и учреждает аутентичный дискурс непосредственности в противоположность инструментальной манипуляции визуальным.